— Мы сейчас не об этом.

— Согласен. В этом году Горбачев с женой поедет в Лондон на переговоры по разоружению. Зачем? Англы его туда позовут целенаправленно, «Черные чернила, белое перо! шлите Горбачева, больше никого!» Как-то нелогично с ними переговоры вести, у островитян ракет меньше, чем у нас в тридцать раз, зачем туда ехать, а не в США?

— И зачем?

— Не знаю. Еще штрих: Рая Горбачева будет кататься по лондонским магазинам и расплачиваться золотой кредитной картой банка «Американ Экспресс». То есть у неё уже есть счет в американском банке. Откуда у жены члена Политбюро счет в американском банке? Или это счет мужа?

— Жора, но как так может быть?

— Ты меня спрашиваешь? Ты знал, что академик Чазов лучший друг Горбачева? И как раз Чазов лечил прошлого Дедушку, пока тот не умер. И второго он наблюдает. Кстати, осенью Чазов клал Меченого на месяц в больничку в соседнюю палату с Дедушкой, чтоб кадровые вопросы решать было удобно. Горбачев тот еще византиец.

— А если не будет Горбачева?

— Не знаю. Будет как-то по-другому, но вряд ли кто еще так нагло продаст Родину как этот. Войска из Германии просто в чистое поле выведут и бросят. Северный полюс объявят международной территорией. Вся Германия станет зоной оккупации США. А Союз от своей зоны откажется.

— А потом? Это же разгром!

— Потом? Ты не поверишь. Впрочем, вся Европа вступит в НАТО, включая Прибалтику.

— Ты нарочно врешь. Какие у тебя цели, Милославский?

— Поспорим на поджопник?

— Да пошел ты! Какой поджопник, ты говоришь, что вся страна в тартарары катится и шутишь?

— А ты что предлагаешь, Онегин? Давай, говори, я послушаю. Ты же умный, ты комсомолом руководишь, помощником партии, сам коммунист, у тебя на площади Дзержинского товарищи. Небось регулярно туда ходишь.

— Хожу конечно, у нас там партячейка, мы взносы партийные там сдаем.

— Ловко как устроено! В это окошко взносы, в то — рапорты.

— Умный ты сильно, Милославский.

— Не съезжай с темы, предлагай пути выхода.

— Я вижу только один.

— Тебе легче, ты его видишь.

— Он мне сильно не нравится, Жорж.

— Будешь обсуждать этот вариант со мной?

— Нет, не буду.

— Еще что-то спросишь?

— Будет совсем плохо?

— Ты не можешь представить в самых худших кошмарах, насколько плохо.

— Например?

— Чебриков станет начальником личной охраны у Кобзона.

— Наш Чебриков?!

— Бывший председатель КГБ пойдет руководить охраной Иосифа Кобзона, который будет утрясать споры между бандами. Как тебе уровень бреда?

— Не верю.

— Я так и сказал заранее, такое не придумать. Ну я пошел? Пока, Петр!

Кажется, я чуть не раздавил его сейчас. С другой стороны, я не подписывался это нести в одиночку. Пусть помогает. И ведь реально, как выговорюсь вот так, полегче становится. Типа, я же просто живу тут, делаю что-то, вербую верхушку правительства. С комитетскими контакты налаживаю. Онегин даже и не особо шифруется, пограничник бывший ты наш. Теперь только изобрести что-нибудь, и можно будет в отпуск уходить. Или на пенсию.

Петр чуть не час простоял на мосту, опомнился только от резкого звука, какая-то машина кому-то посигналила. Даже не заметил, что продрог на мартовском холоде. В голове вертелись картины одна страшнее другой. Легче всего было бы предположить, что его просто мистифицировали с какой-то целью. Так точно, и двух генсеков убрали в предсказанные даты чисто для психологического эффекта. А сейчас планируют угондошить третьего. Тоже исключительно, чтоб Онегина поразить. Но как же так выходит страшно? Странно, почему среди болота вырос не величественный дуб, а ядовитая поганка. А должен вырасти цветик-семицветик? Уже образы в голове выстраиваются как у Милославского, попал под влияние злобствующего подростка. Этого подростка послушаешь на ночь, в Кащея поверишь. Он кто вообще? Снова жути нагнал, и снова на мосту. Нарочно что ли?

Одни и те же мысли по кругу, лишь бы не пришла опять та мысль, которая… стой! Не надо об этом думать, не время. А когда будет время? А когда будет, тогда он и подумает. Может еще и не будет бойкота Олимпиады, тогда всё треп и враньё. Как тогда Роднина ему жаловалась: «Мне присылают сплошную глупость и бред, который только в корзину. А я должна ответить на каждое письмо, потому что они все на контроле. И я отвечаю на этот комсомольский бред, потому что моя работа — отвечать на бред» Они с Милославским бы спелись. И вылетели бы как пробки, а не ушли по-тихому.

Саенко сидел в купе и прикидывал, какие такие вопросы задавал Онегин Милославскому, когда ненавязчиво выпер его из кабинета. Понятное дело, спрашивать Жору он не стал и не будет. Там такое давнее знакомство, видимо, так что в эти отношения лучше не лезть без приглашения. Милославского в открытую паровозят по комсомольской линии. Причем аккуратные попытки разузнать, чей Жора внук или племянник, не увенчались успехом. Хуже того, Онегин в Туле в открытую с КГБшниками и тем генералом обсуждал своего протеже, там тоже какая-то им известная схема. Все всё знают, никто ничем не делится. А этот его подчиненный вообще открыто на всех поплевывает и на Устав ВЛКСМ не крестится. По поведению, прямо внук члена Политбюро или Совета министров. Никого не боится, со всеми вась-вась. И сегодня в конце рабочего дня буквально проинформировал Михаила, что поедет в Тулу позже, у него дела в Москве. Вот разве нельзя было попросить, что Саенко, не разрешил бы? Неее, ему в голову не пришло такое, наверняка. Но пока он в фаворе, грех жаловаться, у Михаила тоже всё хорошо. Один турнир по практической стрельбе сколько плюшек принес. Может, зря он попросил в Управлении МВД не награждать Жору? Вдруг всплывет? А и ладно, в воспитательных целях просил не награждать грамотой и часами, чтоб нос не задирал сильно высоко. У тех уже почти готово было всё. А цыгана того Жорж прямо изломал, ну и поделом. Часик-другой вздремнуть можно до Тулы.

На Курском вокзале, кстати самом большом в СССР было как всегда людно. День, ли ночь — кто-то постоянно шлялся и куда-то двигался. С моим удостоверением и комсомольским требованием на билет проблемы уехать не было, бронь есть на все поезда. Через три с половиной часа я буду дома, то есть приеду уже к полпервого ночи. Даже еще автобусы ходят, нормально. Или уже нет? Приеду и узнаю. Сейчас задача — перекусить. Вокзальный ресторан — последнее место, куда я пойду бороться с голодом. Лучше уж чебуреков поесть по пятнадцать копеек. Но чебуреки в эти времена — деликатес, их расхватывают на точке торговли моментом после привоза, а потом стоят и ждут следующую партию. Остаются круглосуточные пирожки с повидлом по пятачку. За что я их люблю — ими невозможно отравиться. Я пробовал много раз, ни разу не траванулся. Есть еще с рисом, тоже безопасные, но есть их невозможно. Так что решено: «Тетенька, мне четыре с повидлом!» Продавщица в сероватых нарукавниках наколола огромной вилкой требуемые четыре пирожка, извлекла наружу и обмотала оторванной полосой кассовой ленты: «Держи, племянник!» Ну вот, теперь пробитые тела пирожков будут кровоточить повидлом при каждом укусе, надо быть осторожным. Но тут Москва, культура обслуживания. У нас в Туле тетушки не заморачиваются гигиеной, а подают пирожки голыми руками. Зато не дырявые! Вот уже поезд подали под посадку, мне в купе. Урву три часика на сон! Но сначала чаю с пирожками.

Глава 27 Последняя глава

От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год! Моя сессия будет в мае и продлится те же три недели, что и прошлая. До сессии кусок марта и апрель. По возвращению из Москвы поздравили всех наших обкомовок с Восьмым марта. Поздравление вылилось в классический сабантуй с танцами на производственной площадке, то есть в нашем здании. Учитывая, что мы там живем не одни, прятались и запирались от других организаций, в том числе, от работников горкома партии. Мы их не видим поддатыми, они не видят комсомольских безобразий, в итоге коммунистическая мораль не пострадала.